Современный психоанализ
Современный
психоанализ
психоанализ
Что не так с психоанализом?
Почему понадобилось это прилагательное — современный?
Почему понадобилось это прилагательное — современный?
Что не так с психоанализом?
Почему понадобилось это прилагательное — современный?
Почему понадобилось это прилагательное — современный?
Для начала давайте попробуем понять, как психоанализ формировался в историческом смысле, что лежит в фундаменте и что является основой и ограничениями.
Зигмунд Фрейд, основоположник психоанализа, на самом деле сформировал не одну область знаний, а сразу две — естественно, тесно связанных, но всё-таки отдельных.
Первая из них — это модель человеческой психики и описание ее развития. Бессознательное, первичный и вторичный процессы, важность сновидений, психические защиты и множество других его открытий лежат в этой области.
Но есть еще и вторая область — психоанализ как клинический подход, как лечение, как набор технических приемов, которые позволяют психоаналитику или психотерапевту «вылечить» пациента и избавить его от симптомов (заметим здесь сразу вшитую медицинскую модель).
И одной из проблем психоанализа являлось предположение о том, что точное описание функционирования психики позволяет добиваться успехов в клиническом смысле.
Если рассуждать кратко, то изначальную технику «лечения разговором» можно свести к идее, что пациент, говоря о том, что приходит ему в голову (свободные ассоциации), проецирует на аналитика свои внутренние бессознательные процессы, которые тот замечает и интерпретирует, делая бессознательное сознательным, а пациент, осознав свое поведение, будет способен его изменить.
В этой модели аналитик похож на археолога, постепенно снимающего слой за слоем накопленное за годы жизни пациента, двигаясь к самым ранним событиям, больше всего повлиявшим на его формирование, находя по дороге различные артефакты и предъявляя их пациенту.
Зигмунд Фрейд, основоположник психоанализа, на самом деле сформировал не одну область знаний, а сразу две — естественно, тесно связанных, но всё-таки отдельных.
Первая из них — это модель человеческой психики и описание ее развития. Бессознательное, первичный и вторичный процессы, важность сновидений, психические защиты и множество других его открытий лежат в этой области.
Но есть еще и вторая область — психоанализ как клинический подход, как лечение, как набор технических приемов, которые позволяют психоаналитику или психотерапевту «вылечить» пациента и избавить его от симптомов (заметим здесь сразу вшитую медицинскую модель).
И одной из проблем психоанализа являлось предположение о том, что точное описание функционирования психики позволяет добиваться успехов в клиническом смысле.
Если рассуждать кратко, то изначальную технику «лечения разговором» можно свести к идее, что пациент, говоря о том, что приходит ему в голову (свободные ассоциации), проецирует на аналитика свои внутренние бессознательные процессы, которые тот замечает и интерпретирует, делая бессознательное сознательным, а пациент, осознав свое поведение, будет способен его изменить.
В этой модели аналитик похож на археолога, постепенно снимающего слой за слоем накопленное за годы жизни пациента, двигаясь к самым ранним событиям, больше всего повлиявшим на его формирование, находя по дороге различные артефакты и предъявляя их пациенту.
Что с этим подходом не так?
Что с этим подходом не так?
Первое и самое важное: описательная модель и техническая реализация изменений — это две разные дисциплины.
Если взять в качестве метафоры задачу метания копья на максимальное расстояние, то знание физики поможет нам рассчитать оптимальную траекторию, по которой это копье должно двигаться (с учетом его массы, формы, скорости, силы ветра и т. д.), но это не значит, что человек, который достаточно точно сделал все эти расчеты, способен физически выйти на стадион и метнуть копье по оптимальной траектории (я бы даже сказал, что, скорее всего, у него это выйдет не лучшим образом).
Для подготовки атлета и его броска нужен отдельный подход. Знать, как сформирован симптом пациента, и уметь помочь пациенту измениться внутри — это две разные дисциплины (хотя связь, как в примере с копьем, конечно же, имеется).
Второе: эта модель не учитывает критическую важность задействования психики аналитика в развертывании психических процессов пациента, а также в процессе развития (на самом деле обеих психик, но для простоты пока оставим развитие психики пациента). Для понимания этого психоанализу нужен был следующий шаг.
Вернемся к историческому ракурсу. Геополитические процессы вынуждают Фрейда и его дочь Анну переехать в более безопасное место — Лондон, вследствие чего Великобритания на несколько десятков лет становится центром развития психоанализа. Именно здесь работают двое аналитиков, изменивших мир психоанализа, Мелани Кляйн и ее ученик и анализант Уилфред Бион. Кляйн смещает акцент на внутренний мир, показывая, что внутренние объекты (части психики, возникшие в результате опыта ранних взаимоотношений) и бессознательные фантазии (о взаимоотношениях этих объектов) в огромной степени определяют наше поведение в реальном мире и что мы способны, ради сохранения целостности нашей психики, избавляться от сложных для нас частей (себя или объекта), задействуя специальную защиту — проективную идентификацию. В рамках этого процесса мы бессознательно заставляем другого (для этого нужно постоянное взаимодействие с ним) вести себя определенным образом (в соответствии с поведением той самой проецируемой части себя/селф или объекта).
Бион же переопределяет данное понятие, рассматривая его не столько как защиту, а как нормальный процесс эмоциональной коммуникации: младенец помещает в мать (очевидно не задействуя слова) то, что для него невыносимо, с целью переработки и возвращения обратно в удобоваримом виде.
Позднее американский психоаналитик Томас Огден пожелает еще раз расширить это понятие и начнет рассматривать его как основополагающий механизм психического роста как такового. Если психика психотерапевта справляется с тем, что поместил в нее пациент, и психотерапевт способен помочь пациенту интернализовать эту часть, то процесс отщепления становится не нужен: сначала в рамках сессии в кабинете, а потом, по мере развития, и внутри пациента (находящегося отдельно от психотерапевта).
Вся эта довольно непростая теоретическая часть нужна была для того, чтобы показать, как меняется техника психоанализа в рамках этого понимания. Что нужно, чтобы все эти механизмы работали максимально эффективно и происходило это развитие?
Первое: нам придется отказаться от идеи психотерапевта как белого экрана, на который пациент просто проецирует (как в кино) свой внутренний мир. Нет больше никакого отстраненного психотерапевта-исследователя в белых перчатках.
Психотерапевт должен принять ту самую проективную идентификацию в себя, допустить, что он будет действовать в ее рамках («запачкает руки»), он должен быть живым соучастником всего происходящего. Способность терапевта это делать является основополагающей (и именно она позволяет проявляться самым сложным частям пациента в поле взаимоотношений).
Второе: после того, как развернется процесс, описанный выше, должно произойти понимание и принятие ответственности за происходящее со стороны каждого из участников аналитической пары. То, что ранее было внутренним миром пациента (и терапевта), теперь является живой частью текущих взаимоотношений, куда каждый внес и продолжает вносить свою лепту.
Это всё происходит здесь и сейчас, внутри постоянно создаваемого аналитического поля (еще одна теоретическая конструкция, на этот раз группы итальянских психоаналитиков во главе с Антонино Ферро). Раз все эти эмоции больше не представляют собой исторический пласт, а являются актуальными и связаны с актуальными мыслями и действиями каждого из участников, то возникает реальная возможность их менять. Возможность совместно бессознательно перерабатывать переживания, видеть совместное сновидение.
Всё это накладывает абсолютно другие требования к теоретической и клинической подготовке психотерапевта, и именно в рамках этих требований наша команда (Psychoanalysis.ART) намерена развиваться.
Если взять в качестве метафоры задачу метания копья на максимальное расстояние, то знание физики поможет нам рассчитать оптимальную траекторию, по которой это копье должно двигаться (с учетом его массы, формы, скорости, силы ветра и т. д.), но это не значит, что человек, который достаточно точно сделал все эти расчеты, способен физически выйти на стадион и метнуть копье по оптимальной траектории (я бы даже сказал, что, скорее всего, у него это выйдет не лучшим образом).
Для подготовки атлета и его броска нужен отдельный подход. Знать, как сформирован симптом пациента, и уметь помочь пациенту измениться внутри — это две разные дисциплины (хотя связь, как в примере с копьем, конечно же, имеется).
Второе: эта модель не учитывает критическую важность задействования психики аналитика в развертывании психических процессов пациента, а также в процессе развития (на самом деле обеих психик, но для простоты пока оставим развитие психики пациента). Для понимания этого психоанализу нужен был следующий шаг.
Вернемся к историческому ракурсу. Геополитические процессы вынуждают Фрейда и его дочь Анну переехать в более безопасное место — Лондон, вследствие чего Великобритания на несколько десятков лет становится центром развития психоанализа. Именно здесь работают двое аналитиков, изменивших мир психоанализа, Мелани Кляйн и ее ученик и анализант Уилфред Бион. Кляйн смещает акцент на внутренний мир, показывая, что внутренние объекты (части психики, возникшие в результате опыта ранних взаимоотношений) и бессознательные фантазии (о взаимоотношениях этих объектов) в огромной степени определяют наше поведение в реальном мире и что мы способны, ради сохранения целостности нашей психики, избавляться от сложных для нас частей (себя или объекта), задействуя специальную защиту — проективную идентификацию. В рамках этого процесса мы бессознательно заставляем другого (для этого нужно постоянное взаимодействие с ним) вести себя определенным образом (в соответствии с поведением той самой проецируемой части себя/селф или объекта).
Бион же переопределяет данное понятие, рассматривая его не столько как защиту, а как нормальный процесс эмоциональной коммуникации: младенец помещает в мать (очевидно не задействуя слова) то, что для него невыносимо, с целью переработки и возвращения обратно в удобоваримом виде.
Позднее американский психоаналитик Томас Огден пожелает еще раз расширить это понятие и начнет рассматривать его как основополагающий механизм психического роста как такового. Если психика психотерапевта справляется с тем, что поместил в нее пациент, и психотерапевт способен помочь пациенту интернализовать эту часть, то процесс отщепления становится не нужен: сначала в рамках сессии в кабинете, а потом, по мере развития, и внутри пациента (находящегося отдельно от психотерапевта).
Вся эта довольно непростая теоретическая часть нужна была для того, чтобы показать, как меняется техника психоанализа в рамках этого понимания. Что нужно, чтобы все эти механизмы работали максимально эффективно и происходило это развитие?
Первое: нам придется отказаться от идеи психотерапевта как белого экрана, на который пациент просто проецирует (как в кино) свой внутренний мир. Нет больше никакого отстраненного психотерапевта-исследователя в белых перчатках.
Психотерапевт должен принять ту самую проективную идентификацию в себя, допустить, что он будет действовать в ее рамках («запачкает руки»), он должен быть живым соучастником всего происходящего. Способность терапевта это делать является основополагающей (и именно она позволяет проявляться самым сложным частям пациента в поле взаимоотношений).
Второе: после того, как развернется процесс, описанный выше, должно произойти понимание и принятие ответственности за происходящее со стороны каждого из участников аналитической пары. То, что ранее было внутренним миром пациента (и терапевта), теперь является живой частью текущих взаимоотношений, куда каждый внес и продолжает вносить свою лепту.
Это всё происходит здесь и сейчас, внутри постоянно создаваемого аналитического поля (еще одна теоретическая конструкция, на этот раз группы итальянских психоаналитиков во главе с Антонино Ферро). Раз все эти эмоции больше не представляют собой исторический пласт, а являются актуальными и связаны с актуальными мыслями и действиями каждого из участников, то возникает реальная возможность их менять. Возможность совместно бессознательно перерабатывать переживания, видеть совместное сновидение.
Всё это накладывает абсолютно другие требования к теоретической и клинической подготовке психотерапевта, и именно в рамках этих требований наша команда (Psychoanalysis.ART) намерена развиваться.